– Доверие требует времени, – прошептала она. – Сразу его не завоюешь.

Пока грелся суп, она вернулась в маленькую спальню. «Капитан» вздрогнул.

– Как вы?

– Спасибо, нормально. Только ноги болят.

– Понимаю. И сочувствую. Завтра попробую раздобыть вам болеутоляющее.

Он молчал.

– Ботинки ваши целы, а вот бриджи пришлось разрезать. И рюкзак цел. Я заметила там кое-какую одежду.

Он кивнул, явно не зная, что сказать, но потом нашелся:

– Спасибо вам за заботу.

– Кости я вправила, хотя, боюсь, без гипса они могут сместиться.

– Спасибо, фройляйн Гербер. Поступайте, как сочтете нужным.

Он откинулся на подушки.

– Сейчас приду, – сказала Франка.

Суп нагрелся. Она перелила его в миску и понесла в спальню. Незнакомец лежал на спине, глядя в потолок. Когда она поставила перед ним поднос, сел – и управился с едой быстрее, чем перед этим сама Франка. Она пожалела, что не может дать ему хлеба.

– Теперь отдыхайте.

– У меня к вам еще есть вопросы.

– Вопросы подождут.

– Вы обо мне кому-нибудь рассказывали?

– Я уже много дней ни с кем не разговаривала, кроме вас. Телефона, как я уже сказала, здесь нет. Даже почты поблизости нет. Если бы мне писали письма, пришлось бы ходить за ними в город. Никто не знает, что я здесь, – она подалась вперед, – вот я и взяла вас домой – хотела помочь.

– Я вам благодарен, но лучше бы мне как можно скорее продолжить путь.

– Вы не будете ходить несколько недель. Когда откроются дороги, попробуем переправить вас в город, а до тех пор вы отсюда никуда не денетесь, как и я. Постарайтесь это понять – как и то, что мне можно верить. Я приложу все усилия, чтобы вас вылечить.

– Я вам признателен, фройляйн. – Никакой признательности в его голосе не слышалось. Он словно говорил заученный текст.

– Пустяки. Не могла же я оставить вас умирать на снегу. А теперь вам нужно отдыхать.

Франка тоже говорила неестественным тоном. Будто два скверных актера играли какую-то пьесу.

Незнакомец кивнул и лег. Его явно мучила боль. Франка взяла с тумбочки свечу и затушила ее пальцами. Этот фарс ее утомил. Она тихонько прикрыла дверь и заперла замок, хотя «капитан», наверное, слышал. Впрочем, он не стал возражать.

Огонь в гостиной догорал. Франка подкинула дров и стала смотреть в огонь. Она словно оказалась в клетке с раненым зверем, от которого можно ожидать чего угодно. Единственная гарантия безопасности – его сломанные ноги. Пока он не ходит, ничего ей не сделает, тем более без своих пистолетов. Очень важно, чтобы он понял: хотя Франка не причинит ему вреда, она начеку. Она не пойдет на поводу ни у какого мужлана, будь он нацист или шпион союзников. Просто поможет ему спастись от гестапо. Последний акт неповиновения перед тем, как присоединиться к Гансу и остальным.

У Франки болели все мышцы, ей отчаянно хотелось спать. Она пошла к себе. Обычно она оставляла дверь открытой, чтобы из гостиной шло тепло, но теперь закрыла. Она подошла к окну. Ночь стояла ясная. На черном бархате неба сверкали искорки звезд. Завтра наверняка будет ясный день – очень удачно для похода в город. Лет десять назад такая прогулка была бы ей только в радость. Как же все изменилось! Много с тех пор накопилось душевных ран.

Франка отыскала в чулане грелку, и снова на нее нахлынули воспоминания детства: вот она кутается в одеяло, мама поет колыбельную, и глаза сами собой закрываются.

Она не собиралась здесь оставаться. В этом доме слишком много призраков прошлого. Однако теперь никуда не денешься. Уйти – значит бросить его, позволить гестапо одержать победу. Франка налила в грелку горячей воды. Руки у нее согрелись, и даже на душе потеплело. Прижимая грелку к груди, она пошла в спальню.

А вдруг он все-таки немец? Почему тогда говорил по-английски? Или же все куда проще, чем ей показалось, и, значит, когда очистятся дороги, можно будет отвезти его в больницу? Неужели она неверно расслышала? Английского Франка не знает, а раненый произнес лишь несколько слов. Тогда он действительно капитан люфтваффе Вернер Граф. При мысли, что он вовсе не тот, за кого она его приняла, что он – один из тех, у Франки упало сердце. Летчик люфтваффе? Если верить пропагандистским фильмам, то даже иностранцы порой идут служить немецкому рейху. Правда, верилось с трудом. Если он и вправду служит в люфтваффе, нужно передать его властям при первой же возможности – и точка.

Франка погасила лампу, и в комнате воцарилась темнота.

Нет, все-таки он говорил по-английски. Она ясно слышала его слова. И до сих пор их помнит. Никакой он не капитан люфтваффе. Зачем ему лежать в снегах Черного леса? И пробыл он там недолго, иначе Франка нашла бы труп. Если он шпион или беглый военнопленный, то помощь ему карается смертью. Ну, это не беда. Нацисты уже отняли у нее все. Ничего не осталось.

Франка улеглась поудобней, закуталась в одеяла. Только под кучей одеял и согреешься. Или у камина. А у гостя одеяло лишь одно, да еще из дыры в полу, наверное, сквозит.

Она выбралась из постели, накинула халат, взяла ключ и на цыпочках вышла из комнаты.

В доме стояла тишина. Франка открыла замок и, прежде чем отворить дверь, постучала.

– Эй! – шепотом окликнула она. – Герр Граф, вы спите?

Он лежал с открытыми глазами, и на какой-то ужасный миг ей показалось, что он умер.

– Не сплю, фройляйн.

– Вам не холодно?

– Все нормально, спасибо.

Франка не поверила: здесь было гораздо холодней, чем у нее. Она отдернула занавеску, впустив поток лунного света. Взяла больного за руку – не холодная ли? Он посмотрел ей в глаза.

– Вы совсем замерзли. Почему не попросили еще одно одеяло?

– Не хотел вас лишний раз беспокоить.

– Глупости. Чего ради страдать, когда в доме их полно.

Она достала из шкафа толстое одеяло, укрыла его.

– Сейчас согреетесь.

Он не отводил от нее взгляда.

Франка чуть отступила.

– Завтра я пойду в город. На дорогах – заносы, но нам нужна еда и… У вас, наверное, страшные боли? – Ответа она не дождалась. – Разумеется, вас я туда не возьму, хотя, если хотите, могу сообщить в тамошнее отделение гестапо. – Теперь уже она внимательно смотрела на него.

– Нет необходимости, фройляйн. С местными властями мне говорить не о чем. Как вы уже знаете, я выполняю секретное задание особой важности. Было бы неразумно сообщать кому-либо о моем здесь присутствии.

– Значит, вы хотите, чтобы я никому не говорила? Они могут известить о вас руководство люфтваффе, вашего непосредственного начальника, который отправил вас прыгать.